11 апреля — Международный день освобождения узников фашистских концлагерей
О страданиях военной поры Нина Шадульская из деревни Сутки знает не понаслышке: она и ее родители многое пережили и претерпели, и свидетельством этому является не только ее удостоверение бывшего несовершеннолетнего узника нацизма, но и неизлечимые рубцы на ее сердце. Женщина перенесла три инфаркта, является инвалидом 2-й группы и считает свои болезни последствием тех страшных мучений, которые испытывала ее мама, когда носила ребенка под сердцем, и тех неблагоприятных условий, в которых она появилась на свет.
Ее родители, Екатерина Герасимовна и Григорий Петрович Сидорчик, были из бедных крестьян, и до прихода советской власти они работали в панском имении в Островках, что находилось недалеко от деревни Салово: мама доила коров, а отец выполнял разные хозяйственные поручения. Они поженились в военном 1942-м году, когда им было по 19 лет. И в 1943-м, когда их отправляли на принудительные работу в Германию, молодая женщина еще не знала, что носит под сердцем ребенка…
— По приезду на место родителей сразу же разлучили и отправили в разные лагеря. Мама находилась вместе с женщинами и детьми, и потом не раз вспоминала, что ели они там картофельные очистки и баланду из брюквы. И люди пухли от голода. Она была уже на грани истощения, когда в лагерь приехал немецкий землевладелец – бауер, чтобы выбрать себе работника для хозяйства. Всех вывели, построили, и он показал на маму. А она в то время была уже беременной, на малом сроке, хотя никому ничего об этом не говорила. Работала она на хозяйстве – на ферме и в поле. А потом у нее живот начал расти, и она начала утягивать его и всячески скрывать беременность, боясь, что ее отправят в крематорий. Так что меня не ждали, и от моего появления моя бедная мама старалась избавиться еще в утробе. Но если мне суждено быть на свете, то Господь сохранил мою жизнь. Уже на позднем сроке немецкие хозяева начали подозревать, что с мамой не все в порядке, вызвали акушерку, и та подтвердила, что их работница вот-вот родить должна.
«У тебя нет «мана», мужа, значит, откуда ребенок?» — допрашивали женщину немцы. Но в концлагерь не отправили – оставили на хозяйстве. И она днями и ночами старалась работать, чтобы угодить и задобрить хозяев: днем в поле и на ферме управлялась, ночами – вязала. И когда я родилась – ничего не изменилось: меня привязывали, чтобы я лежала на одном месте, а мама уходила на работу. А когда я плакала, немцы говорили «гут, гут», хорошо, значит. Мама не раз потом вспоминала: когда она возвращалась, я была вся опухшая от крика. Но она все равно была благодарна своим хозяевам, что они оставили ее с ребенком и не отправили обратно в лагерь, — рассказывает Нина Григорьевна.
— Я родилась в марте 1944-го года, и там, в Германии, меня назвали Анной. А потом, когда я немного подросла, хозяева начали учить меня немецкому языку и по воскресеньям, когда мама была занята на ферме, водили меня на «шпацирен», на прогулку. Мама рассказывала, что ко мне очень хорошо относился взрослый сын хозяев. Он был на фронте, но когда приходил домой в небольшой отпуск, то и супчик мне готовил, и кормил меня. Наверное, к тому времени он уже устал от войны, потому что озлобления на русских, как рассказывала мама, у него не было, –рассуждает бывшая малолетняя узница. И продолжает свой рассказ:
— Я с рождения не знала своего языка и разговаривала только немецком. Наши пожилые сельчане вспоминали: когда мама вернулась домой, в Сутки, и меня повели в церковь, чтобы крестить с именем Нина, я стала показывать на свечки и громко произносить: «Гайс, гайс!». Огонь, значит. Я ведь по-русски совсем не говорила. Батюшка посмотрел на маму и сказал: «Нездешний ребенок…». Но на этом все и закончилось. Меня крестили, и мы остались жить в деревне и ожидать с фронта отца, — повествует Нина Григорьевна Шадульская.
По рассказам мамы она знает, что к концу войны отец, который все это время жил и работал в лагере, через свою двоюродную сестру нашел жену и дочь. Семья воссоединились, а вскоре их освободили советские войска, и они отправились домой. Но по дороге отца призвали в армию и отправили на фронт, а Екатерина Герасимовна с дочерью продолжили свой путь…
После войны отец вернулся с фронта, но радость была недолгой: мама моей собеседницы начала сильно прихварывать. Она свое здоровье там, в Германии, потеряла, страху натерпевшись. Приехала и начала болеть. А работать кому-то надо было…
— Тогда ведь тем, кто не трудился на колхозном поле, ни соток, ни лошади для их обработки, ни сена для своей коровы косить не давали. А мама ходить уже не могла. И я с 12 лет, окончив 5 классов сельской школы, пошла работать в полеводство. Другие детки на улице играют, а я с мотыгой колхозные дялки обрабатывать иду. Хотелось поберечь и поддержать свою больную маму, — вспоминает Нина Григорьевна Шадульская.
И ее страдалица-мама, и отец довольно рано ушли из жизни. А Нина Григорьевна со временем встретила своего суженого.
— Хозяин у меня нашелся в 1965-м году. Мы тогда ремонт дома затеяли: он нам и пол выложил, и по хозяйству помогал. Я посмотрела, что мастеровитый, заботливый парень, и живет недалеко, и решила, что нужно выходить за него. Мы с ним двух сыновей вырастили, внуков дождались. Он без одного дня 80 лет прожил. Шесть лет назад умер. А я несколько инфарктов перенесла, но стараниями врачей как-то держусь пока на этом свете, – с улыбкой произносит Нина Шадульская. И, подытоживая беседу, заключает:
— Я, пережив многое, могу сказать, что когда у нас есть хлеб и к хлебу, когда мы ложимся спать в своем доме и на своих ногах встречаем новый день – то мы уже счастливые…
Галина ВИКТОРОВИЧ